Снявшись в фильме Павла Чухрая «Русская игра», итальянский актер и режиссер остался собою недоволен
Джулиано ди Капуа уже добрый десяток лет живет в Петербурге – итальянец по крови, швейцарец по месту рождения, до приезда в Россию четыре года проживший в арабских странах. Петербург стал местом его учебы в театральном институте, местом работы – зрители помнят его яркие роли в спектакле «Эдип-царь» в Театре на Литейном, получившем «Золотую маску», в «Венецианке» в Приюте комедианта. Ди Капуа – лауреат премии «Муза Петербруга-2000» за роль Войницкого в спектакле «Дядя Ваня» в постановке своего учителя Вениамина Фильштинского. Ему тесно в актерских рамках – он пробует свои силы и как режиссер: поставил спектакли «Монологи вагины», «Бешеные псы» на сцене Мюзик-холла, сотворил сценическое действие в стиле «Джаз» по пьесе А. Баррико «1900» в Филармонии джазовой музыки. С театром АХЕ на сцене театра «На Литейном» 5 и 13 апреля представит инженерную оперу Пьяцоллы «Мария де Буэнос-Айрес», где даже сам споет.
Почему Джулиано так внедрился в российскую жизнь? Почему европейца потянуло в мистический и не слишком устроенный Петербург? Отчасти ответ на этот вопрос можно, на взгляд автора интервью, найти в фильме Павла Чухрая «Русская игра», куда Джулиано был приглашен на главную роль. Недавно на Гатчинском фестивале «Литература и кино» этот фильм был отмечен специальным призом.
— Джулиано, вы тоже, как и ваш герой, находитесь в поисках лучшей доли?
— Нет, не лучшей, а более интересной, наполненной творчеством, остротой впечатлений, какой-то новой фактурой. Я бы не хотел жить в Швейцарии – стране, в которой жизнь можно назвать коробочной: все продумано, запрограммировано, все заранее понятно и предсказуемо. И Италия для меня не слишком интересна – это давно не тот Великий Рим с гордым непокоренным народом. Если бы не влияние арабов и их культуры, в Италии не случилось бы эпохи Возрождения. Там все сегодня слишком мажорно и солнечно, а мне нужно бурление, возможно, сырость и андеграунд Петербурга. …Если говорить о моем герое в «Русской игре», то это обыкновенный карточный шулер. Проигравшись в пух и прах, он едет из Европы в Россию, потому как слышал, что там можно легче надурить русских простаков. Ан не тут-то было! Русские оказываются пронырливее и коварнее итальянца. Какая тут связь со мной?
— Вообще у Николая Васильевича Гоголя в его пьесе «Игроки», по которой фильм снят, никакого итальянца и в помине не было. У Гоголя заезжий шулер – такой же славянин. Назидательная и вечная история о том, как вор у вора шапку украл. Но в связи с тем, что вы-таки сами пожаловали из дальних стран в Россию и чему-то здесь учитесь, история все равно получается какая-то пересекающаяся… Чухрай будто под вас эту роль сделал.
— Нет-нет, все получилось чисто случайно. Чухрай, знаю, хотел пригласить на эту роль Тото Кутуньо. Но задумка не осуществилась. Чухраю нужно было, чтобы итальянский актер говорил по-русски, а Кутуньо ни слова не знает… Думаю, это был такой своеобразный пиаровский ход, у всех же в мозгах отложилось, что в картине должен был играть Кутуньо – и это уже неважно, что он не сыграл.
— Кто вас привел к Павлу Чухраю?
— Никто. Судьба. Все очень странно. Прежде всего, моя жена Илона Маркарова должна была сняться у этого режиссера в картине про трагедию евреев…Она шла по коридору «Мосфильма», и Чухрай увидел ее. Она же очень худенькая, талия осиная, и еще грузинка, похожая на еврейку. Он прямо вцепился в нее. Картину так и не сняли, зато режиссер занял меня в «Русской игре», без всякой протекции со стороны моей жены – я находился в базе данных, и это был как раз первый случай, когда я попал в кино через агента.
— «Русская игра» уже завоевала несколько призов на кинофестивалях. Когда снимались с известными артистами у известного режиссера, рисовали для себя картины – что вас будут узнавать на улицах, брать автографы?
— Я пока не очень почувствовал славу. И вообще сомневаюсь, что она мне сильно нужна… Нет, понятно, что тщеславие – составляющая часть актерской и режиссерской профессии. Важно, чтобы билеты на тебя покупали. Но при этом не менее важно делать качественно то, что тебе поручают. А я себе не понравился в «Русской игре». Мой герой предстал неприятным, высокомерным, спесивым человеком. Вечно в плохом настроении – русский, одним словом. Мне было очень тяжело себя проявить на фоне ярких Сергея Маковецкого, Сергея Гармаша и Андрея Мерзликина. Они дали себе волю как следует оторваться. И моему герою, честное слово, со своей чугунной надменностью трудно было с ними тягаться. Я вижу, что мой герой человек без юмора, без вторых, третьих планов. Хотя, может быть, я должен благодарить Чухрая за то, что он из меня такое жало вытащил.
— А как отношения складывались у вас с Маковецким, Гармашом?
— Замечательно. Сережа Маковецкий как добрый учитель мне во многом помогал. И Гармаш, и Мерзликин давали советы…Правда Гармашу потом ни до кого не было дела – у него сын родился во время съемок. Но Чухрай нас будто нарочно разводил по разные стороны – он талантливый режиссер и психолог. Он как-то поселял в нас подозрительные отношения друг к другу. Возможно, это в конечном итоге и сработало на идею фильма.
— Насчет идеи. Когда я беседовала с Павлом Григорьевичем, он рьяно отстаивал, что глобальная идея его – показать, как глубоко коррупция разъела российскую действительность. Итальянец был привнесен для пущей контрастности: русские всем дадут фору! Европа более добропорядочна, чем Россия. Вам эта идея кажется верной?
— Я так глубоко не задумывался. Могу сказать, каким я вижу русский народ. Мне кажется, он очень испорчен. В нем сидит фарисейство. Вот вы опять стали такими православными – а ведь недавно что провозглашали? Как вы легко предаете! Как легко расстаетесь с вещами. Как легко можете Москву сжечь, когда на вас идет Наполеон. Вы можете бросать квартиры, уезжать в другие города и страны, начинать жизнь заново – это действительно ваша черта. И верить, что вера вас спасет.
— При этом вы тоже покинули вашу Швейцарию… И вам по-прежнему хочется жить здесь?
— Обязательно. Эта черта личной, внутренней свободы. Я хочу разбираться во всех вещах, которые меня окружают – мне это интересно.
— Мне всегда казалось, что русские и итальянцы похожи…
— Похожи. Итальянцы такие же – грешат, потом каются. Но отличает нас то, что все-таки в итальянцах больше ответственности за своих детей, за свои семьи. Знаете, я никогда не пойму русских мужчин, почему они так невнимательно относятся к своим женам, почему не дают себе труда узнать поглубже свои половинки. Мужья предпочитают много времени проводить в мужских компаниях, ходить на футбол, говорить о политике, но не знать проблемы тех, с кем они живут бок о бок годами. В том числе не знать и не решать проблемы интимного свойства.
— Соглашусь. Ваш спектакль «Монологи вагины», который уже три сезона успешно идет на сцене Мюзик-холла – как раз вскрывает очень глубоко эти моменты. Но я знаю, что многие в Питере не пойдут на эту постановку, потому что заведомо считают ее пошлой.
— Но у нас полные залы! Люди узнают о нашем спектакле через интернет, из уличной рекламы, от своих друзей. Страстные монологи наших героинь, которые мы выбрали произвольно из огромного материала пьесы, написанной американкой Ив Энслер, – о первом сексуальном опыте, о самых интимных вещах – очень трогают публику: мужчины начинают больше интересоваться внутренним миром своих подруг, а те внимательнее прислушиваться к собственным желаниям. Есть конкретные результаты – родились дети в тех семьях, которые долгое время не решались на этот шаг. Более того, наша актриса Марина Рокина, она из Москвы, недавно родила. Играла даже на сносях. И это придавало новое звучание спектаклю.
— Получается, постановка меняется с годами?
— Конечно! Как внутренне растут актрисы, как меняется их жизнь, так и спектакль обогащается новыми деталями, уходит от лишнего пафоса. Героиня, которую играет моя жена Илона, теперь другая – не такая наивная и незащищенная, а более прожженная, наглая, деловая. Хотя тема рождения ребенка – так и остается на вершине, она искупает всю грязь и падения, через которые приходится пробираться женщинам на пути к этой вершине.
— Я знаю, что первую постановку «Монологов» вы осуществили в Вильнюсе. Какова судьба спектакля там?
— Он живет восемь лет и пользуется неизменным успехом. В свое время я привозил этот спектакль в Москву на фестиваль «Новая драма», и там его увидел ученик Петра Фоменко, финн Йоэл Лехтонен – режиссер, автор многих уличных представлений в Москве. Ему так понравился спектакль, что он купил на него права. И теперь буквально держит нас за глотку: от каждого сыгранного спектакля нужно перечислять ему определенную сумму. Если бы не драконовские условия контракта, мы бы уже давно объездили с этим спектаклем всю Россию. И, наверное, помогли бы разрешить демографическую проблему.
— Ваша постановка «Бешеные псы» по Тарантино оказалась менее удачной. В «Монологах вагины» играют одни женщины, в «Бешеных псах» – только мужчины. В первом все очень по-настоящему, выстраданно, глубоко, во втором – какая-то детская игра, герои стреляют из водяных пистолетов, после чего зрителю остается только пожалеть этих недозрелых созданий. Сознательно так развели мужчин и женщин?
— Видимо, да. Мужчины действительно дети на всю жизнь. Другое дело, что это не получилось показать это убедительно. Надо очень выразительно это делать, должен быть очень смешной спектакль. Может быть, со временем я его доработаю. Пока «Псы» сняты с показа.
— Джулиано, вы очень неуспокоенный человек. Какие планы строите на будущее?
— Всякие, разные. Хочется многое, но я понимаю, что надо просчитывать. Я не могу позволить себе делать финансово неокупаемые проекты – меня же никто не субсидирует, я свободный режиссер, который творчеством зарабатывает на жизнь и при этом хочет как-то еще социально ярко прозвучать. Думаю, очень важна эмоциональная подпитка. В новый год мы с Илоной съездили в Йемен. И это был не отдых, а работа. Я набирался свежих картинок для новых постановок. Здесь, в Питере, не хватает фактурности – слишком гладенько, спокойно. А там настоящее средневековье. Там как были девятиэтажные глиняные небоскребы в третьем веке до нашей эры – так они и стоят. Я с детства мечтал туда попасть, после сказок Шахерезады «Тысяча и одна ночь». Но я изувер – мою бедную жену я заставил глотать пыль пустынь и жариться на солнце в окружении верблюдов.
2008 г.
Елена Добрякова